|
|
|
наш манифест | программа | политика | культура | графика | библиотека | стена дацзыбао | ссылки | mailto |
|
Капли надежды на скалах тоски (жизнь и творчество Райнера Вернера Фассбиндера)
Больная душа «цветущей» страны Выступая перед франкфуртскими студентами в 1966 году, знаменитый немецкий писатель Генрих Белль, удостоенный в 1972 году Нобелевской премии, произнёс следующие слова, убеждающие в обязанности литературы быть подлинно правдивой: «…Если уж человек должен жить после Освенцима, жить вместе с бомбой и, тем не менее, учиться выговаривать слово «будущее», ему надо было бы иметь твёрдую почву под ногами»… Имело ли послевоенное германское общество, осуществившее своё «экономическое чудо» и почти достигшее «государства всеобщего благосостояния» эту нравственную почву? Из статистических отчётов об успехах экономики и повышении жизненного уровня мы вряд ли об этом узнаем. Нравственное состояние общества отражается, прежде всего, в культуре этого общества — в его литературе, живописи, кинематографе. Однако если мы обратим свой взор в эту сферу, то обнаружим, что «Федеративная республика предстаёт в прозе, лирике, публицистике совсем иной, чем хотелось бы экономическим советникам и пресс-атташе…». Так в чём же проблема? Почему литература неадекватна ситуации в экономике? «Почему никто не напишет весёлого романа об этой цветущей стране? Ведь никому не запрещается, никому не чинят помех…», — задаёт риторический вопрос Белль и тут же добавляет: «Не писатели отравляют местность — они её уже находят отравленной». История послевоенной Германии — это не только история «экономического чуда», это также история страха, одиночества, отчаяния и лжи… Это история скрытой болезни — болезни души общества: «врачам» удалось устранить внешние проявления, сбить симптоматику, но сам источник болезни остался и продолжил своё развитие, только в иной, малозаметной форме. Вы догадываетесь, что речь идёт о фашизме. Однако, ставшее знаменитым сравнение итальянского философа Бенедитто Кроче фашизма с раковой опухолью, на мой взгляд, не является верным. Фашистское варварство есть как раз то самое внешнее проявление, симптоматика болезни, спрятанной гораздо глубже, а именно в социально-экономической структуре капиталистического общества, в его производственных отношениях, и закреплённой в характерологической структуре человека. Среди режиссёров «молодого немецкого кино», заявивших о себе в 1960-х, так же как и в литературе, нашлись свои историки, в своих картинах осветившие внутреннее, психическое состояние западногерманского общества, страхи и боль индивидов его составляющих. Быть может, кто-то назовёт Фолькера Шлендорфа самым прогрессивным режиссёром послевоенной Германии, снявшим множество отличных фильмов на основе замечательных антифашистских и социально критических литературных произведений Бертольта Брехта, Генриха Белля, Гюнтера Грасса, Марселя Пруста. Кто-то особо выделит Александра Клюге за его гражданскую позицию и огромное количество публицистических работ по актуальным проблемам кинематографа и современности. Но всё же самой яркой и выдающейся в западногерманском кинематографе была другая личность. Этим человеком, необычайно остро чувствовавшим «нерв» своей эпохи, был Райнер Вернер Фассбиндер. Его жизнь походила на горящий факел в ночи равнодушия и мещанства. Хоть он и сказал однажды, что «не бросает бомбы, а делает фильмы», его картины во многом были подобны бомбам, разрывающим и разоблачающим мнимое благополучие «цветущей» Германии. За 13 лет он успел снять более чем сорок художественных фильмов, его одержимость киноискусством, невероятный творческий драйв и плодовитость по истине потрясают. Каждая его лента — это громкая пощёчина буржуазному миру. Его фильмы — это не только достоверное изображение жизни немецкого общества, талантливое и образное описание процессов, происходивших в человеческих душах, но также стрелы тоски по иному миру — миру свободы и справедливости, который, как верил режиссер, станет когда-нибудь реальностью. Кино послевоенной Германии Что же представлял собой западногерманский кинематограф к середине 1960-х годов? Скажем честно, он был далёк от послевоенного кино Италии, где творили гении-основоположники неореализма Росселлини, Дзаваттини, Де Сика, Висконти, громко заявляли о себе Феллини и Антониони. Далёк он был и от кино Франции, где на рубеже 50-60-х потрясли зрителей и кинокритиков своими работами режиссёры «Новой волны» — Годар, Трюффо, Шаброль, Рене… Немецкий же кинематограф представлял собой довольно убогое зрелище. Во многом это было связано с тем, что немецкие режиссеры 50-х были в состоянии лишь копировать дешёвые плоско-развлекательные американские ленты и на их основе создавать свой «аполитичный лимонад». Также на развитии западногерманского кинематографа достаточно сильно сказывалось давление традиций кино Третьего Рейха. Кинокритик Г. Кохенрат в статье «Преемственность немецкого кинематографа» отмечает, что «творческие работники кинематографа Третьего рейха и послевоенного западногерманского кино так тесно перемешались, что без всякого преувеличения можно сказать, что в ФРГ кинематограф Третьего рейха продолжался без всякого перерыва». Всё было почти также, как в политике, где многие бывшие нацистские функционеры с легкостью заняли теплые места в правящей христианско-демократической партии… «Впечатление преемственности усиливается ещё тем обстоятельством, что около 90 процентов всех фильмов в период национал-социализма были развлекательными и их содержание не носило актуального политического характера», — подводит итог Кохенрат. Когда сегодня мы говорим о кино нацистской Германии, то в первую очередь вспоминаем знаменитые пропагандистские фильмы, такие как «Триумф воли» или «Вечный жид». Признаем, что «Триумф воли» Лени Риффеншталь, несмотря на человеконенавистнические идеи, в нём пропагандируемые, отмечен определённым режиссёрским талантом. Но в целом кино эпохи нацизма были примитивным и бесталанным, как по форме, так и по содержанию. В послевоенное время многое сохранилось — по-прежнему преобладали «фильмы о родине» и дешёвые мелодрамы, как и раньше, прославлялось преклонение перед авторитарной личностью и военным мундиром, плюс старый добрый мещанский юмор. Тот факт, что значительная часть фильмов, производимых в нацистской Германии и ФРГ времён «экономического чуда», были лишены явного политического содержания, ещё не означает, что они были политически недейственными и не достигали определённых социальных целей. Все как раз наоборот. Буржуазные идеологи отнюдь не дураки, они прекрасно понимают, что для сохранения существующего эксплуататорского порядка, прежде всего нельзя допустить распространение революционных ценностных ориентиров. Как показала практика, методы открытого подавления революционеров недостаточно эффективны. Наоборот, открытое подавление способствует созданию культа преследуемых мучеников, и тем самым способствует распространению революционных идей и ценностных ориентиров. В Цитатнике Председателя Мао сказано об этом следующим образом: «Реакционеры всех мастей стремятся уничтожить революцию путём убийств, они считают, что чем больше будет убито людей, тем меньшими будут силы революции. Однако, в противоположность таким реакционным, субъективистским желаниям, фактом является то, что чем больше реакционеры убивают людей, тем больше силы революции, тем ближе к гибели реакция. Это — непреодолимый закон». В обществе идёт непрерывная борьба за умы людей. Революционеры стремятся сделать свои идеи доминирующими, но и реакция не дремлет. Пропаганда мещанских ценностей и мещанских моделей поведения, принципов «каждый за себя» и «моя хата с краю», которой были наполнены фильмы послевоенной Германии, являлась (и является до сих пор) мощнейшим оружием правящего класса, даже если в них и не говорится о политике. Буржуазия маскирует свои идеи под идеи «обычных» людей, которые «вне политики», и тем самым через «аполитичные» фильмы косвенно влияет на ценностные установки масс. Такое кино парализует как эстетическое, так и политическое сознание масс. Буржуазия всеми силами стремится навязать пролетариату и молодёжи набор своих ценностей. Однако, как показала история, ей это удается не полностью. В то время как значительная часть пролетариата, чьё материальное положение в Германии за годы «экономического чуда» серьёзно улучшилось, с радостью восприняла мелкобуржуазные ценности открывшегося «потребительского рая» и превратилась в рабочую аристократию. Довольно много молодых людей и девушек ФРГ, получивших образование, наоборот, стали выступать против «общества потребления» и его ценностей, стали солидаризироваться с эксплуатируемыми империализмом народами стран Третьего мира. Ведь на самом деле появление «потребительского рая» для западногерманских трудящихся в значительной степени было связано с изобретением буржуазией новых механизмов эксплуатации стран Третьего мира. Таким образом, многие трудящиеся ФРГ въехали в свой «рай» на костях трудящихся Третьего мира. Следует всегда помнить, что кино на службе буржуазии активно включено в процесс воспроизводства авторитарных личностей. Авторитарные личности — это не только тираны и диктаторы, но также те, кто сами стремятся к подчинению, не мыслят самих себя вне иерархической лестницы. Именно в таком типе людей и нуждается буржуазия. Именно такой тип и насаждается. Однако бесконечно господство в немецком кино «аполитичного лимонада» и мещанской тупости продолжаться не могло. В 1960-е годы, сперва очень медленно, но стали происходить перемены. Началось всё с шумного выступления группы молодых кинематографистов, издавших в 1962 году свой «Оберхаузенский манифест», констатирующий «крах традиционного немецкого кинематографа» и убеждающий, что «будущее немецкого кино принадлежит тому, кто доказал, что говорит на новом кинематографическом языке и для этого нового кино нужна новая свобода, а именно «свобода от условностей, характерных для кинопромышленности; свобода от влияния коммерческого партнёра; свобода от опеки заинтересованных групп»». В том, что «старое» кино потерпело крах, молодые кинематографисты определенно были правы. Это также ясно осознали кинопромышленники: «фильмы о родине» и дешёвые мелодрамы настолько надоели зрителям, среди которых всё больше становилась доля родившихся после войны, что на них попросту перестали ходить. Все ждали и искали чего-то нового. Но будет ли это «новое» намного лучше и прогрессивнее старого? Или же опять изменится форма (станет больше фильмов о молодёжи, больше молодёжной музыки и больше секса), но содержание останется прежним? Увы, как показала дальнейшая деятельность молодых режиссеров, подписавших «Оберхаузенский манифест», за некоторым исключением, в частности Александра Клюге, это был дым без огня. Первый блин не оправдал ожиданий. Серьёзный журнал «Фильмкритик», чьи ведущие авторы опирались на эстетические идеи Теодора Адорно, впоследствии сравнил заявления «оберхаузенцев» с «ударом кулаком по столу в семейном споре, сопровождаемом требованием давать больше денег на карманные расходы». Но всё же лёд тронулся, и вскоре появились интересные фильмы режиссёров «молодого немецкого кино» с острым социальным подтекстом, подталкивающие к размышлениям о прошлом и будущем Германии. В 1966 году из Франции, где он учился и работал ассистентом у Луи Маля, Алена Рене и Жан-Пьера Мелвиля, возвращается в Германию 27-летний Фолькер Шлендорф и снимает фильм «Молодой Терлесс» по роману Роберта Музиля, реконструируя прошлое и показывая зрителям истоки явлений, нашедших свое крайнее воплощение во времена гитлеризма. «Молодой Терлесс» по праву можно считать подлинным киноманифестом «нового немецкого кино». В том же 1966 году громко заявили о себе своими картинами «Без примирения» и «Прощание с прошлым» Жан Мари Штрауб и Александр Клюге. Вскоре в большинстве крупных городов возникли независимые творческие объединения, создающие ленты с ярко выраженным социальным подтекстом. Во многом эти группы подражали Жан-Люку Годару эпохи «Китаянки», фильмы становились все более и более провокационными. Например, Хольгер Майнс, будущий городской партизан РАФ, скончавшийся в 1975 году от истощения, наступившего в результате голодовки, в 1967 году вместе со своей группой снимал фильмы об уличных беспорядках и изготовлении коктейля Молотова. Фассбиндер тоже вышел из подобной среды, но гениальность повела его дальше — к созданию действительно великолепных художественных фильмов. Тринадцать лун равнодушия чьи любимые парни гибли отданные в жертву трём старым ведьмам судьбы: одноглазой ведьме гетеросексуального доллара, одноглазой ведьме что подмигивает выглядывая из матки и одноглазой ведьме, что не отрывая жопы от стула разрезает интеллектуальные золотые нити выходящие из ткацкого станка ремесленника. (Ален Гинзберг «Вопль», перевод Д. Жутаева) Фассбиндер родился 30 мая 1945 года в небольшом баварском городке Бад Вюрисхофен. Совсем недавно закончилась война. В истории Германии открылась новая страница, но, как оказалось впоследствии, на чистой бумаге новой страницы продолжили писать старыми чернилами. Семья «человека новой эпохи», enfant terrible, в дальнейшем в корне изменившего немецкий кинематограф, принадлежала к мелкобуржуазной интеллигенции. Отец был врачом, а мать — переводчицей. Не самый худший вариант — вроде бы никто особо не запачкался в «коричневом» прошлом, но в то же время ничего выдающегося. В 1950 году семья распалась. Ребёнок остался с матерью, но госпоже Лизелотт (впоследствии сыгравшей в нескольких фильмах сына под своей девичьей фамилией Пемпайт) времени на сына катастрофически не хватало, наоборот, он лишь отвлекал от напряжённой работы. Решение было найдено: с 8 лет мать регулярно стала отправлять сына в кинотеатр. Фассбиндер смотрел по несколько фильмов в день, фильмы разных жанров, разных режиссеров и разных эпох. Кино стало для него подлинной школой жизни — в обычной школе он появлялся редко, как в Аугсбурге, так позже и в Мюнхене: неудивительно, что закончить её так и не удалось — в старших классах было совсем не до школы, со скучными учителями и никому не нужными предметами. Райнера влекла совсем другая жизнь, уже в подростковом возрасте он стал жгуче ненавидеть окружающее общество бюргеров и его ценности. К тому же он много читал и ещё больше смотрел — всё это способствовало выработке критического мировоззрения и оригинального эстетического подхода, отразившихся впоследствии в его пьесах и фильмах. Уже тогда он любил шокировать, выводить уважаемых и честных на вид граждан (а в сути своей гнилых авторитарных типажей) на чистую воду. Отец Райнера, доктор, порядочный гражданин, окончательно не порвал связи с прежней семьёй и время от времени помогал Лизелотт деньгами. Он стремился сохранить отношения с сыном и периодически навещал его или, наоборот, Райнер приезжал к нему. В один из таких приездов пятнадцатилетний Фассбиндер заявил отцу о своей любви к сыну мясника. Отец, конечно же, был шокирован, узнав о гомосексуальности сына, но ещё больше он был шокирован выбором объекта любви, демонстрируя своё гнилое буржуазное нутро, «честный гражданин» со злостью заметил: «неужели не мог найти себе какого-нибудь богатого студента», — и долго потом не встречался с сыном. Эта подростковая любовь к сыну мясника вряд ли осталась забытой. Фассбиндер вообще мало что забывал. Наверное, неслучайно Эрвин/Эльвира — главный герой снятой в 1978 году картины «В год тринадцати лун», по мнению Юлианы Лоренц (второй жены режиссера) самого поэтичного и одновременно самого гнетущего фильма Фассбиндера, по профессии был мясником. Хотя больше всего на создание этого фильма повлияла трагическая смерть Армина Майера, актёра, длительное время бывшего любовником режиссёра. Видимо, в данном случае тяжёлое личное потрясение актуализировало воспоминания из прошлого, которые при работе над сюжетной линией фильма наложились на недавние переживания, связанные с самоубийством друга и любовника.
Для Райнера было характерно амбивалентное отношение к фигуре отца: с одной стороны, он всячески, порой даже навязчиво, стремился разрушить существовавшие в его семье и в германском обществе в целом патриархальные цепи и установки; с другой стороны, при выборе своих любовников он часто подсознательно продолжал искать отца — многие из них были старше его по возрасту и выступали в «заменяющей отца» роли. Эта амбивалентность, одновременно и ненависть, и привязанность к отцу, чувствуется также и в ряде картин Фассбиндера. Например, в сделанном для телевидения в 1975 году фильме «Я хочу только, чтобы вы меня любили». Застенчивый молодой рабочий Петер, герой Витуса Цепликхала, стремится вырваться из отцовской семьи, где его жестоко эксплуатируют. Петер женится, переезжает в Мюнхен, пытается устроить собственную жизнь: не щадя себя он работает всю неделю без выходных, чтобы оплатить квартиру и купленную в кредит мебель, его жена ждёт ребёнка. Петер из кожи вон лезет на работе, но денег всё равно не хватает. Чтобы свести концы с концами жена уговаривает Петера попросить денег у состоятельного отца (роль исполняет Александр Аллерсон), чего раньше он никогда не делал, так работал на отца (строил ему шикарный особняк) исключительно безвозмездно. Ради жены Петер вынужден пойти на эту мучительную для него процедуру. Петер вновь оказывается в психологической и финансовой зависимости. Вскоре денег опять нет, а жена уже родила, и ребёнка следует кормить. Петеру вновь предстоит та же процедура. В пивной, куда герой фильма зашёл пропустить стаканчик,
он собирается, но так и не решается сделать унизительный для него, но необходимый
для семьи телефонный звонок. Хозяин пивной, внешне очень похожий на родителя
Петера, по-отцовски рассказывает ему про посетителей — кто здесь еврей, кто
неприлично долго для своего возраста засиживается. Когда в пивную входит
молодой парень и просит кружку пива, хозяин с силой выталкивает его на улицу,
называя «тунеядцем» и «паразитом»… в этот момент Петер бьёт хозяина телефоном
в затылок. Хозяин теряет сознание, Петер душит его руками, хозяин умирает.
Эти действия, за которые суд приговорил Петера к 10 годам лишения свободы,
являются следствием ненависти к угнетателю-отцу (капитализм как экономическая
система, эксплуатирующая рабочего Петера, есть одно из выражений отцовского
порядка), долгое время хранившейся в подсознании, неожиданно вырвавшейся наружу
и приведшей к преступлению. Уже находясь в тюрьме и разговаривая с
женщиной-психологом, пишущей книгу, Петер неожиданно открывает, что его
первым желанием после убийства было позвонить и рассказать обо всём отцу… Петер — добрый и искренний человек, но воспитание в авторитарной семье оставило в структуре его характера неизгладимый отпечаток страха перед отцом, проявляющийся во всех сферах жизни и объясняющий, в том числе, страх потребовать у работодателя полагающееся Петеру повышение зарплаты. Воспитание в авторитарной семье мешало герою отстаивать свои интересы, мешало ему быть счастливым и обрекало на зависимость. Накапливающиеся противоречия переносились в бессознательное, но однажды содержимое бессознательного вырвалось наружу и привело к трагедии. Отношение Петера к начальнику на работе во многом есть следствие его воспитания, следствие по-прежнему существующей психологической зависимости от отца. Вильгельм Райх в своей работе «Психология масс и фашизм» подробно описывал, как в авторитарной семье на протяжении многих лет в сыновьях культивируется раболепное отношение к отцу, к авторитету. Стремящийся к свободе, счастью и любви Петер бросает вызов этой системе семейного угнетения, пытается восстать против иерархии, но буржуазное общество и его экономические законы эксплуатации наёмных рабочих всячески мешают стремлениям к свободе и любви, толкают Петера обратно в зависимость. Петеру не вырваться из порочного круга. И, в конце концов, всё заканчивается трагедией. Спустя год после «Я хочу только, чтобы вы меня любили» Фассбиндер снимет один из своих самых лучших фильмов — «Китайскую рулетку», насыщенную символическими сценами и яркими образами картину, великолепно разоблачающую все лицемерие и жестокость буржуазной семьи. Отца опять же играет Александр Аллерсон, но теперь его герой более либеральный и мягкий, заботящийся о собственной дочери-инвалиде, дорожащий семьёй, более мягкий внешне, но внутри не менее жестокий, чем его жена и вся компания любовников, приехавших в замок развлечься. Внешне успешных, привлекательных, сдержанных и заботливых, но на самом деле полных ненависти, недоверия, зависти и садизма. Хочется снова и снова пересматривать эти кадры: девочка-инвалид Анжела читает своей немой гувернантке Трауниц стихи Артюра Рембо, режиссёр показывает нам природный ландшафт — зелёные поля и леса, журчащие ручьи и благоухающие деревья… и вдруг мы видим разлагающийся труп животного, обгладываемый зелёными мухами и червями. Таковы и отношения между родителями Анжелы, их любовниками и самой девочкой. Внешне всё красиво, а внутри — гниль, омерзительная жестокость матери (актриса Маргит Карстенсен), холодный расчёт и похотливость «любящего» отца и мужа. В процессе игры в «китайскую рулетку» происходит разоблачение сути действующих персонажей, то, что скрывалось и подавлялось годами, выливается наружу. Мы наблюдаем, как Анжела и Трауниц своими вопросами сбрасывают маску «порядочности» и добродетели с родителей и их любовников, мы видим, как меняются их лица: из спокойных и уверенных они становятся сердитыми и тревожными, мы видим трусость в глазах героев Улли Ломмеля и Анны Карины, жестокость в глазах героини Маргит Карстенсен. Последняя попытка лицемеров свалить всё на пожилую домохозяйку Каст (Бригитта Мира), которая сама вроде бы готова взять удар и насмешки на себя, терпит крах, Анжела и Трауниц не намерены отступать, они хотят довести игру до конца и говорят правду. Финал игры — взрыв эмоций, смех девочки, звучащий как моральный приговор буржуазному миру и… долгожданный выстрел в того, кто защищён меньше всех, защищён даже меньше Анжелы, в Трауниц… Но всё же самой сильной сценой фильма является не сцена финала. В середине фильма есть эпизод, когда неуклюжий сын Каст, писатель-плагиатчик Габриэль (актёр Фолькер Шпенглер, начавший сниматься в фильмах Фассбиндера как раз в 1976 году с картины «Сатанинское зельё» и впоследствии сыгравший ключевые роли в таких фильмах как «В год тринадцати лун» и «Третье поколение») заглядывает в комнату и наблюдает неподвижно стоящую у окна Анжелу и Трауниц, чьи перемещения на костылях напоминают движения из детской игры в классики. Но в этих движениях и в этой сцене заключено нечто очень важное. Это скрытое послание режиссёра зрителям, передающее трагизм борьбы всех отверженных, ущемлённых и угнетённых за свою свободу, любовь и счастье, борьбы против лицемерия, жестокости и лжи. Это сцена отчаяния и надежды одновременно. Впечатление усиливает потрясающая волнующая музыка Пира Рабена, по истине незаменимого человека в команде Фассбиндера, работающего с ним со времен «Анти-театра». Фассбиндер и его «Анти-театр» Грязь в городах неожиданно начинала казаться мне красной и чёрной, словно зеркало, когда в соседней комнате качается лампа; словно сокровище в темном лесу. «В добрый час!» — кричал я и видел море огней и дыма на небе; а справа и слева все богатства пылали, как миллиарды громыхающих грёз. (Артюр Рембо) Брошенный во время вечно длящегося кораблекрушения пятнадцатилетний Фассбиндер задыхался в цветущем болоте «чудесной» страны. Ему стал противен и невыносим ИХ день, ИХ свет, ИХ устои… но что делать с НИМИ он не знал, пока не знал… но уже понимал, что подлинное зло есть не то, что называют «злом» в церкви, в школе или на телевидении, а подлинное зло есть забвение, растворение в мещанской клоаке, признание и принятие мира, сотворённого Демиургом буржуазии, настоящим. Познание развивало паруса его души, познание крайностей… помните гностическое Евангелие от Фомы: царствие где внешняя сторона как внутренняя, где верхняя сторона как нижняя… Он познал ИХ день, теперь его влекла ИХ ночь, ИХ дно, ИХ ад… И он спустился в ад… И он познал ад… Страсть пятнадцатилетнего Фассбиндера к бродяжничеству напоминала такую же страсть пятнадцатилетнего Артюра Рембо, бежавшего в Париж из семейного гнезда в Шарлевилле. Вместе с приятелем Райнер отправился в Кёльн, красивый старинный город, подлинное сердце Рура. Но именно в Кёльне ему суждено было познать тёмную сторону жизни — мир бродяг, проституции и криминала, познать самое дно, познать «ад» и не сломаться, наоборот стать сильнее. Даже на «дне» он умудрялся находить жемчужины, да такие, что позже сотрясут весь «рай». Но конечно главной жемчужиной стал он сам. Помните: «Тот, кто познал мир — нашёл труп, и тот, кто нашёл труп — мир недостоин его». И он познал мир, и он нашёл труп и вскоре возвестил о рождении нового… Он пишет свои первые пьесы. О проблемах, затрагиваемых в них, российский зритель может узнать, посмотрев вышедший в 1999 году фильм Франсуа Озона «Капли дождя на раскалённых скалах», представляющий собой экранизацию произведения Фассбиндера, написанного им в 1965 году в двадцатилетнем возрасте. Фильм и сюжет впечатляют. Трагическая история, заставляющая нас вновь задуматься над проблемой любви, невозможности достижения настоящего счастья при сохранении потребительской ориентации и тотальной фиксации на объекте. В фильме также присутствует тема различия типов социально детерминированного гомосексуализма (буржуазный тип в фильме Озона — состоятельный хозяин квартиры Леопольд, пролетарский тип — воспитанный в интернате безработный Франц). Воронежские левые смотрели фильм, входивший в цикл «Strange Love» киноклуба, с замиранием сердца. На театральной сцене «Капли дождя на раскалённых скалах» были поставлены лишь в 1985 году в Мюнхене режиссёром Клаусом Вайбе уже после смерти Фассбиндера. В 1966 году Райнер заканчивает пьесу «Всего лишь ломтик хлеба», где развивает социальную тематику. В том же 1966 году Фассбиндер создаёт свои первые фильмы: короткометражки «Эта ночь» (не сохранилась) и «Городской бродяга». К ним можно добавить снятую чуть позже (начало 1967 года) 9-ти минутную ленту «Маленький хаос». По слухам, деньги необходимые для создания этих короткометражек молодой режиссёр выпросил у своего любовника Кристофа Розера в обмен на главные роли. Глупо искать в них что-то особенное. Это довольно стандартные любительские ленты, интересные разве что для биографов режиссёра. Тем не менее, уже в них Фассбиндер определился со своими главными героями, а именно — с маргинальными типажами. Маргиналам и отверженным (проституткам, молодым разбойникам, рабочим-иммигрантам, гомосексуалистам) суждено будет стать главными героями многих его будущих фильмов («Любовь холоднее смерти», «Катцельмахер», «Боги чумы», «Американский солдат», «Али: страх съедает душу», «Кулачное право свободы» («Фокс и его друзья»), «В год тринадцати лун», «Керель»). В «Городском бродяге» впервые появляется в кино одна из будущих «основных» актрис Фассбиндера Ирм Херманн, сыгравшая во многих его последующих фильмах. Примерно
в то же время он отправляется в Берлин и пробует поступить в
Институт Режиссуры, однако проваливается на экзаменах и возвращается в Мюнхен.
Понимая, что его знаний и опыта недостаточно, Райнер начинает брать уроки в
профессиональной театральной студии, где знакомится с Ханной Шигуллой. Ханна
была старше его на два года, с «чисто арийской» внешностью, как говорили в
Третьем Рейхе. Их знакомство и творческий союз сыграли ключевую роль в
дальнейшей судьбе обоих. Именно она вернула интерес Фассбиндера к театру.
Именно Шигулле суждено было стать главной музой молодого Фассбиндера,
вдохновить его на создание незабываемых женских образов сначала в театре, а
затем и в кино, таких как образ проститутки Джоанны в «Любовь холоднее
смерти», образ Мари в «Катцельмахере», Карин в «Горьких слезах Петры фон
Кант». Их творческий союз был плодотворным для обеих сторон: Райнер создал
великие фильмы, Летом 1967 года произошло не менее важное событие в жизни Фассбиндера: он присоединился к мюнхенскому «Театру действия», открытой сцене, возглавляемой Хорстом и Урсулой Зенляйн. «Театр действия» представлял собой сплочённую творческую группу (в большинстве своём профессионалов), идейно опирающуюся на работы Бертольта Брехта, Альфреда Жарри и Антонена Арто. Райнер нашёл тех людей, которые ему действительно были нужны, сообщество, которое помогло ему раскрыть свой талант и реализовать свои огромные творческие замыслы. Он напряжённо учится, работает над сценариями, играет на сцене, занимается театральной режиссурой. Уже осенью 1967 года он ставит первые пьесы — «Ланс и Лена» и «Преступники», в основе которых лежат произведения Георга Бюхнера и Фердинанда Брукнера соответственно. Зимой 1968 года Фассбиндер ставит пьесу Марии-Луизы Флейбер «Первопроходцы в Ингольштадте», позже в 1970 году им экранизированную. Авторитет Фассбиндера в группе непреклонно растёт, особенно хорошие отношения складываются у него с одним из основателей «Театра действия» композитором и режиссёром Пиром Рабеном, а также ведущим актёром и декоратором Куртом Раабом, но в то же время всё чаще случаются ссоры и недопонимания с лидером сообщества Хорстом Зенляйном.
В том же неспокойном апреле 68-го (особенно после 11 апреля, когда неонацист Бахман совершил покушение на лидера Социалистического союза немецких студентов Руди Дучке, до конца так и не оправившегося от ранений и в 1979 году скончавшегося от их отдаленных последствий) в жизни Федеративной республики произошло ещё одно интересное событие, на сей раз в сфере культуры. В Мюнхене Райнер Вернер Фассбиндер поставил первую пьесу, написанную им самим. «Катцельмахер» — грустная история о латентном фашизме мелкобуржуазной молодёжи Баварии. Неразборчивые в половых связях, агрессивные и завистливые молодые обыватели не в состоянии найти ничего лучше, чем переложить вину за свою душевную пустоту, за свои неудачи в жизни и любви на рабочего-иммигранта из Греции, плохо владеющим немецким языком, и во имя «торжества порядка» жестоко наказывают «чужака». Спустя год на основе пьесы Фассбиндер снимет замечательный фильм, удостоенный высокой награды на Берлинском кинофестивале. Роль грека Йоргоса исполнит сам режиссёр. «Катцельмахер» наглядно подтверждает известное суждение Вильгельма Райха о том, что корни фашизма, расовой и национальной нетерпимости заложены в характерологической структуре среднего, «обычного» человека. Фашизм же представляет собой организованное политическое выражение этой структуры. В «Катцельмахере» Фассбиндер, словно опытный врач, поставил немецкому обществу точный диагноз: то, что породило Гитлера и Третий Рейх, никуда не делось, просто приняло изменённую форму, но содержание осталось прежним. Травля левых прессой Шпрингера, покушение на Руди Дучке и последующие за ним события лишь подтвердили это предположение.
С «Анти-театром» связан наиболее продуктивный период в творчестве Фассбиндера. Именно тогда он заявил о себе в полный голос — и в театре, и в кино. Часто появлению его фильмов предшествовала их постановка на театральной сцене годом ранее, например, так было в случае с «Катцельмахером», «Американским солдатом» (в театре поставлен в декабре 1968-го, фильм появился в 1970 году) и «Кофейней» (в театре — июнь 1969-го, фильм — 1970 год). Всего, работая с «Анти-театром» с лета 1968-го по март 1971 года, он поставил одиннадцать пьес, десять из которых были написаны самим режиссёром. Правда в свою очередь пять из них были переработанными произведениями Альфреда Жарри («Король Убю»), Софокла («Аякс»), Джона Гэя («Опера нищих»), Карло Гольдони («Кофейня») и Лопе де Веги («Горящая деревня»). Но особенно впечатляет продуктивность работы Фассбиндера как кинорежиссёра: за два года (1969 и 1970) вместе с «Анти-театром» он снял целых одиннадцать великолепных фильмов. Также Райнер отметился в качестве киноактера: он исполнял ведущие роли не только в своих картинах, но и в фильмах других прогрессивных режиссёров, например, Фолькера Шлендорфа, у которого в 1970 году он сыграл главную роль в экранизации знаменитого «Ваала» Бертольта Брехта, а год спустя снялся в ленте «Внезапное обогащение бедняков из Кольбаха». Судьбы ведущих режиссёров «нового немецкого кино» оказались тесно переплетены. Маргарет фон Тротта начинала свой путь в кино как актриса снявшись в трёх фильмах Фассбиндера («Боги чумы», «Американский солдат», «Предостережение святой проститутки») и нескольких фильмах Шлендорфа, за которого в 1971 году она вышла замуж. Ей удалось сделать то, что из-за преждевременной смерти не успел сделать герой нашего рассказа — снять в 1986 году фильм о Розе Люксембург в главной роли с Барбарой Зуковой — звездой «Лолы» Фассбиндера. Любовь холоднее смерти Первый полнометражный фильм Фассбиндера не принёс ему лавров славы, наоборот, кинокритиками он был принят в штыки, заклеймён дилетантским и невразумительным. На самом деле «Любовь холоднее смерти» — картина, снятая в 1969 году несколькими месяцами ранее «Катцельмахера», — есть весьма интересная стилизация под американское гангстерское кино. Однако этот «гангстерский» стиль служит всего лишь покрывалом, скрывающим под собой глубокое отчаяние западногерманской молодёжи, перетекающее в стремление к жизни «на краю», «на последнем дыхании». Сама собой напрашивается параллель с первым фильмом Жан-Люка Годара, вышедшим на 10 лет раньше, тоже с гангстерским сюжетом. Не секрет, что молодой Фассбиндер, как и многие другие режиссёры его времени, находился под сильным влиянием французского мастера. Бытует мнение, что немецкое «новое кино» возникло вследствие подражания французской «новой волне». Отчасти оно верно: тот же Фолькер Шлендорф перед возвращением в Германию в 1966 году несколько лет жил и обучался киноискусству во Франции, работая помощником ведущих французских режиссеров. Немцы действительно воспользовались открытиями французов, в том числе переняли и манеру съёмки, характерную для «новой волны». Однако в силу своего таланта молодые немецкие режиссёры смогли наполнить перенятую форму своим специфическим содержанием. Их фильмы отображали важнейшие противоречия германского общества, призывали к рефлексии над германской историей, в первую очередь, к размышлениям об истоках возникновения и развития фашизма.
Продолжая сопоставление с годаровским «На последнем дыхании», отмечу, что женские образы в этих двух фильмах имеют разную значимость. Совсем юная, продающая на улице New York Herald Tribune, наивная подружка Бельмондо смотрится как приложение к яркому герою-мужчине. Самостоятельной роли она не играет. Другое дело проститутка Джоанна, девушка Франца. По жизненному опыту она не уступает своему любовнику. Голая комната — лишь кровать и стол, за которым сидит Франц и пересчитывает деньги, заработанные Джоанной. Короткая юбка, чулки, соблазнительно выпирающая из блузки грудь — мы впервые видим Ханну Шигуллу, актрису, которой будет суждено окончательно сбросить Марлен Дитрих и прочих призраков с корабля современности немецкого кинематографа и стать символом немецкой актрисы второй половины двадцатого века. Джоанна вынуждена подчиняться, сносить побои и оскорбления, ложиться с подельником Франца, ведь «ты всё равно меня любишь» — с усмешкой говорит ей Франц. Она повидала многое — не меньше, чем Франц или Бруно — и чувствует себя в этой уголовной среде весьма комфортно. Джоанна в некотором смысле противостоит Бруно. Если Бруно — образ несущего смерть, то героиня Шигуллы есть воплощение маргинальной чувственности, маргинальной любви. Быть холодным — значит принять форму, приносящую успех. Способна ли «любовь» стать «холодной» и тем самым победить «смерть» на её же поле? Развязка фильма дает положительный ответ на этот вопрос. Джоанна побеждает. Бруно погибает. Франц в очередной раз называет Джоанну шлюхой. Весёлая наука революционного театра Если сравнивать «Любовь холоднее смерти» с фильмом Жан-Люка Годара «На последнем дыхании», то «Поездка в Никласхаузен» — это «Китаянка» Фассбиндера. «Поездка в Никласхаузен» была снята совместно с «Анти-театром» в 1970 году. Картина содержит множество открытых призывов к социальной революции и по праву считается одной из самых политизированных лент режиссера. В конце пятнадцатого века молодой пастух Ганс Бем, утверждающий, что с ним говорит сама Богородица, становится лидером движения за радикальное преобразование общества и веры. Бем — реальный исторический персонаж, предвестник более известных революционеров Средневековья — Томаса Мюнцера и Джона Лейденского, время которых наступит спустя сорок лет. Однако Бем Фассбиндера (роль исполняет Михаэль Кениг) в своих проповедях обильно цитирует Маркса и поёт песни «Рот Фронта», да и спутники у него не совсем обычные — взять хотя бы Чёрного Монаха — он явно из другого времени. Фильм насыщен анахронизмами: перед нами предстают то картины из средневековой жизни с церквями и крестьянским укладом, то современные автодороги, городские свалки, многоэтажки. Поля с овечками и пастухами сменяются кадрами с выступлением Amon Duul II (возможно, лучшей немецкой рок-группы всех времён). Что это? Почему всё перемешано — речи героев, их костюмы, обстановка? В связи с чем современные проблемы и споры предстают на средневековом фоне? Как революционный марксизм оказался в устах пастуха и воплощения Богородицы? Для объяснения обратимся к Бертольту Брехту. Брехт, размышляя о трудности изображения современных проблем в драме, указывал на возможность их переноса на фон прошлого. Созданная хронологическая дистанция позволяет глубже увидеть проблемы, облегчает их понимание, проблемы воспринимаются в необычной форме, возбуждающей дополнительный исследовательский интерес. Брехт многократно пользовался этим приёмом в своих лучших произведениях — вспомним хотя бы пьесу «Турандот и конгресс обелителей», где на фоне древнекитайского царства объясняется мировой экономический кризис и причины наступления фашизма или же «Книгу Перемен» (Ме-ти), где разбирается спор между Сталиным и Троцким. Фассбиндер, как и многие западные интеллектуалы своего времени с подачи Режи Дебре, испытывал определённые симпатии к теории «революционного очага» Эрнесто Че Гевары. В фильме мы находим множество интересных рассуждений на эту тему — вопросы задаются в начале (что делать, если нет революционной партии? можно ли начать борьбу, если нет для неё всех предпосылок?), ответы звучат в конце, когда молодые герои берутся за оружие. Даже после сожжения Ганса Бема и уничтожения его последователей, идеи революции и социализма остаются живы. Чёрный Монах (его играет сам Фассбиндер) вспоминает поражение штурма Монкады в 1953-м и неудачную высадку партизан с «Гранмы» в 1956-м, когда из восьмидесяти человек в живых осталось менее двадцати. Партизанам пришлось уйти в горы Сьерра-Маэстра, однако через два с половиной года борьбы они победили и совершили считавшееся невозможным. Так почему бы и новой молодёжи не попытать счастья? Менады, призывающие бога войны Ареса, средневековый обряд казни, исполняемый на свалке капитализма, полыхающие костры и речи казнимых героев о социальной революции — всё это служит адекватному изображению катастрофы реальности. То, что все сносят, является выносимым при том одном условии, что никто не воспринимает это как нечто реальное. Скрытая материальным и идеологическим покровом иллюзий, реальность позднего капитализма не может не вызывать ужас даже у представителей господствующих классов, что очень часто выражается в их установке на саморазрушение. Мир лежит в руинах, реальность распадается на части, капитализм продолжает гнить, отравляя всё вокруг, всасывая в своё ненасытное чрево, подобное чреву Молоха, тела и души людей, превращая их в моральных уродов, трусов и приспособленцев. Только социальная революция может спасти человека, вспомним Розу Люксембург — социализм или варварство? — другого не дано. Никто не отменял это положение и в наши дни. Варварство с атомной бомбой и суперкомпьютером, из самых рациональных соображений оправдывающее уничтожение миллионов людей, ничуть не лучше средневекового. Может ли театр быть средством революционной агитации? — задается вопросом Чёрный Монах в самом начале картины «Поездка в Никласхаузен». В чём же состоит задача авангарда? Размышляя над проблемами революционного искусства в книге «Одномерный человек», Герберт Маркузе отвечает, что задача состоит в создании образов условий, непримиримых с утвердившимся Принципом Реальности, противостоящих ему и поддерживающих потребность в освобождении. Подлинно прогрессивное искусство несёт в себе антагонистическую силу, направленную против репрессивного социума и образов господствующих потребностей этим социумом утверждённых. Оно заставляет читателя или зрителя по-новому воспринимать привычные вещи, заставляет переживать их, а не узнавать. Извлекая предметы и явления повседневной жизни из царства самоочевидного, придавая обыденному черты необычайного, и, тем самым, помогая раскрыть законы причин и следствий, оно пробуждает в людях способность к критическому мышлению, способствует становлению сознания отказа. Именно в этом состоит «эффект очуждения», описанный создателем эпического театра («театра эпохи науки») великим Бертольтом Брехтом, позволяющий разрушить самоотождествление зрителя с событиями на сцене и объяснить каким действительно является окружающий мир и как его возможно изменить. Несомненно, что на Райнера Вернера Фассбиндера, как и на Фолькера Шлендорфа, идеи Брехта оказали значительное влияние. Открытия создателя эпического театра молодые немецкие режиссёры широко использовали в своих картинах. В этом нет ничего удивительного, ведь сам Брехт указывал на преимущества кинематографа: техника монтажа открывает качественно новые возможности для изображения реальности. Фассбиндер ещё в молодости усвоил, что современный мир может быть представлен только в том случае, если он представлен как долженствующий измениться — как состояние негативности, подлежащее отрицанию. Именно этим принципом он руководствовался во время работы над своими фильмами и театральными постановками. Среди других лент Фассбиндера помимо «Поездки в Никласхаузен» выделим ещё одну, где влияние Брехта проявляется в наибольшей степени. Это «Третье поколение» — «комедия в шести частях об общественных играх, полная напряжения, возбуждения и логики, жестокости и безумия, похожая на сказки, которые рассказывают детям, чтобы помочь им вынести жизнь до самой смерти». Работа над «Третьим поколением» была завершена в начале 1979 года, то есть спустя год после выхода фильма «Германия осенью», состоящего из нескольких частей, снятых разными режиссёрами (среди которых герой этой статьи, Фолькер Шлендорф, Александр Клюге, Альф Брюстеллин), и посвящённого событиям осени 1977 года (казнь РАФовцами председателя западногерманского союза промышленников, бывшего крупного нацистского чиновника Ганса-Мартина Шлейера; убийства в тюрьмах заключенных-членов РАФ, в том числе отцов-основателей Андреаса Баадера и Гудрун Энслин; травля государством «симпатизантов», к числу которых был отнесён и Фассбиндер). «Третье поколение» можно рассматривать как продолжение темы «немецкой осени». Перед нами ячейка городских партизан. «Кровожадных левых террористов» типа «банды Баадера-Майнхоф» — именно так принято говорить в буржуазных источниках. Однако, вместо монстров или одержимых фанатиков, богемных артистов или литераторов, мы видим вполне обычных людей с обычными проблемами: исполнительную секретаршу Сюзанну (Хана Шигулла), Петру (Маргит Карстенсен), вынужденную дома терпеть насилие мужа, сексуально неудовлетворенную преподавательницу истории Хильде, аккуратного продавца пластинок Рудольфа и других. Время молодых длинноволосых бунтарей-революционеров 68-го и всеобщего увлечения леворадикальными идеями прошло. Наступила эпоха относительной стабилизации капитализма — конец 1970-х. Герои фильма совсем не похожи на абсолютных нонконформистов или профессиональных подпольщиков. Они обсуждают одежду друг друга, предметы интерьера, советуют в какой театр лучше сходить на выходных, играют в монополию и смотрят телевизор. Словом — всё как у людей… А между тем они террористы… Самые обычные оказываются самыми необычными — вставшими на путь левого террора и готовыми платить за свой выбор собственными жизнями.
«Для современного человека это последняя возможность настоящего большого приключения», — говорит Рудольф о поездке в африканские тренировочные лагеря. Однако он не чувствует никакого единства с угнетёнными народами и пролетариатом, он оторван от масс и не стремиться к ним. Он только понимает, что его жизнь проходит бездарно и необходимо что-то серьёзно изменить, необходимо «настоящее приключение». Он идёт на риск, ему не страшно расстаться с жизнью (терять ведь особо-то и нечего — жизнь такая скучная), но он не настоящий революционер, за ним не чувствуется твердых убеждений, выбирая опасный путь, он стремиться решить индивидуальные проблемы, а отнюдь не преобразовать общество в целом путём долгой сознательной борьбы. Он не является носителем революционного сознания. Сказанное о Сюзане и Рудольфе справедливо и по отношению к остальным членам ячейки. Один из ключей к пониманию проблематики фильма таится в его названии. Что же означает «Третье поколение»? В эссе, опубликованном в газете «Frankfurter Rundschau» в декабре 1978 года, то есть ещё до выхода фильма, Фассбиндер, размышляя о своей новой картине, затрагивает и значение названия. Он указывает на две возможные трактовки, которые, тем не менее, имеют общее между собой. Обе они подталкивают нас к рефлексии над новой и новейшей историей Германии. Первое поколение — это общество бюргеров с 1848 по 1933 год. Второе поколение — это деды, их понимание и оценка Третьего Рейха. Третье поколение — это отцы, те, кто имел возможность после войны сделать страну более гуманной и свободной, чем она была в предыдущее время, и кто эту возможность уничтожил. Но третье поколение также можно понимать как поколение современных террористов, если принять, что у них были предшественники — первое и второе поколение соответственно… 19 октября 1979-го, спустя два года после расправы немецкого государства над политзаключенными-основателями РАФ, Фассбиндер в интервью говоря об истории немецкого левого радикализма, объяснил, что первое поколение — это идеалисты 68-го, желавшие изменить мир и представлявшие, что этого можно добиться с помощью слов и демонстраций. Второе поколение — это «группа Баадера-Майнхоф» или РАФ, осознавшие невозможность изменения ситуации мирными средствами и вставшие на путь вооружённой борьбы. И, наконец, третье поколение — современные террористы, действия которых уже в гораздо меньшей степени связаны с идеологией и политической борьбой, и которыми зачастую словно куклами манипулируют властные и коммерческие структуры ради достижения собственных целей. Что и показано в фильме Фассбиндера. Это грустно, но режиссёр (как мы знаем сам вышедший из среды «первого поколения») констатирует постепенное вырождение леворадикального движения. Конечно, не во всём оценка режиссёра верна. Читая документы, релизы и интервью партизан РАФ, боровшихся в конце 1970-х — 1980 годах, мы обнаружим, в них серьёзный анализ мировой и германской ситуации, найдём серьезное теоретическое обоснование своим действиям. Тем не менее, на лицо дальнейшее увеличение изолированности подобных групп, их полная оторванность от масс. В «Третьем поколении», следуя положениям теории Брехта, Фассбиндер апеллирует не к эмоциям и чувствам зрителя, а к его разуму. Режиссёру нужна не эмпатия, а дистанция и рефлексия. Он противопоставляет зрителя событиям на сцене и заставляет его изучать, анализировать происходящее как бы со стороны, предостерегая от попадания в капканы эмоций. Зрителю должна быть интересна не развязка — а интересен сам ход действия. Он должен не сопереживать, а принимать решения и давать ответы, разгадывая загадки режиссера. В некотором смысле можно назвать просмотр «Третьего поколения» интеллектуальным упражнением. Зритель Фассбиндера — это исследователь, скальпелем разума вскрывающий всё новые и новые иллюзорные и идеологические покровы реальности. Реальности, как состояния негативности, подлежащей отрицанию. А что же граждане Германии? Что думает о немецком обществе Фассбиндер? Отмечу, что невротический характер многих изображённых террористов свойственен большинству жителей стран империалистической метрополии. Невроз — это вовсе не специфическая аномалия психики террористов, наказание за их преступления и злодеяния, как пытается представить часть буржуазных исследователей. Скорее наоборот, уход в терроризм есть отчаянная попытка разрешить существующие психические проблемы человека. Остальные (не-террористы, порядочные граждане, соблюдающие и чтящие закон) ещё хуже. «Раб по-прежнему ищет господина, который будет дрессировать его как собаку», — говорится в эпиграфе к пятой части фильма. Заболеваемость неврозом в двадцатом веке в странах метрополии приняла размах эпидемии. Необходимо понять, что противоречия в психике есть отражение противоречий, существующих в обществе. Соответственно, столь часто встречающийся невротический характер связан и в значительной степени порождается противоречиями существующего капиталистического общества. Чем больше этих противоречий накапливается по мере происходящего загнивания капитализма — тем больше противоречий и в психике, тем больше неврозов. Невозможно выздоровление и освобождение человека без разрешения противоречий между трудом и капиталом и преодоления буржуазных ценностных установок. «Гарантии безопасности буржуазной собственности, спокойствие и «порядок» в стране, верность власти мужчин — разве не эта позиция привела в конце концов к Третьему Рейху? А ведь такое положение сохраняется и в нашем буржуазном обществе. Разве сейчас не пытаются любой ценой сохранить те ценности, которые уже привели нас к фашистскому режиму?» — словами молодого студента размышляет и задаёт вопросы сам Фассбиндер. Преследования коммунистов, события «немецкой осени» и травля симпатизантов делают эти вопросы особенно актуальными. Каждая из шести частей фильма начинается с эпиграфа, но это отнюдь не цитирование литературных классиков. Эпиграфы Фассбиндера — это надписи, обнаруженные в общественных туалетах Западного Берлина. Язык стен общественных туалетов — это язык подавленных желаний и сомнений, вырвавшихся наружу в ситуации ослабевания внешних и внутренних цензоров. Такой язык говорит о состоянии и переживаниях народа гораздо более правдиво, чем это делают разного рода буржуазные газеты и соцопросы. «Всегда вынимаешь то, что короче». В этом чувствуется намёк на фатализм и безысходность вкупе с чувством неполноценности, привитые массам правящим классом. Народ стесняется сам себя, чувствует себя виновным, однако кто заинтересован в поддержании этих чувств, кто их подпитывает? Тот же, кто переводит стрелки на иммигрантов, инакомыслящих и гомосексуалистов, выдавая их за виновников всех несчастий. То есть буржуазия. Предостережение святой проститутки Я успокоюсь только тогда, когда буду знать, что с ним всё кончено… Незадолго до своей смерти Фассбиндер в одном из интервью выделил десять собственных фильмов, имеющих для него наибольшее значение. Любопытно, что на первом месте оказались не «В год тринадцати лун», «Тоска Вероники Фосс» или «Третье Поколение», как ожидалось, а снятая в конце 1970 года картина «Предостережение святой проститутки». С выходом этого фильма близилось завершение периода работы режиссёра с Анти-театром. Несмотря на то, что чуть позже (зима 1971 года), совместно с Анти-театром был закончен фильм «Пионеры в Ингольштадте», а в марте 1971 в Нюрнберге состоялась премьера написанной Фассбиндером и поставленной с Анти-театром пьесы «Кровь на кошачьей шее», мы можем с уверенностью назвать «Предостережение» вехой в карьере, итогом, финальным аккордом раннего периода творчества режиссёра. В этой картине Фассбиндер переосмысливает темы и образы из своих ранних фильмов и в то же время прокладывает дорогу в будущее — к интеллектуальным мелодрамам таким как «Горькие слёзы Петры фон Кант», «Али: страх съедает душу», «Марта». За исключением «Сатанинского зелья» «Предостережение святой проститутки», пожалуй, самый весёлый фильм режиссёра. Но кто ищет просто развлечений — тот будет разочарован и, возможно, даже оскорблён. Смех Фассбиндера действительно оскорбителен, особенно для самых ядовитых мух, то есть для «добрых и праведных». Это смех желания, звучащий как гимн сексуальности — срывающий маски и убивающий дух тяжести, но в то же время это смех отчаяния и боли. «Единственное чувство, которое следует воспринимать всерьёз — это отчаяние», — признаётся режиссёр в своём фильме. Только из глубины отчаяния может родиться надежда. Кино — это шок и одновременно проводник надежды. Только с помощью шока можно расшевелить души людей, такие стеснённые и запуганные. Кино — это проводник надежды. Надежды на освобождение и торжество неискаженной жизни, превозмогающей боль и страдания. Фассбиндер был поистине одержим этой надеждой, несовместимой с буржуазным миром, подрывающей сами основы репрессивной реальности. Цифры говорят сами за себя: более чем сорок фильмов за тринадцать лет работы и смерть в возрасте тридцати семи лет от передозировки кокаина. Куда спешил режиссёр? Что делало его жизнь похожей на сгорающий в ночи факел? «Это своего рода душевная болезнь», — отвечал Фассбиндер на вопрос что побуждает снимать его так много фильмов. Киноискусство спасало его как человека, позволяло реализовать свой жизненный проект, давало надежду на изменение невыносимого порядка вещей. Вещи отсутствующие подтачивали порядок вещей существующих. Стрелы мечты разгоняли радиоактивный туман капитализма. Но в то же время киноиндустрия со своими порядками и требованиями, соглашениями и контрактами разъедала его душу. В «Предостережении святой проститутки» отражено это противоречие. Звёздный режиссёр Джефф (актер Лу Кастель) разрывается между любовью и ненавистью к своему ремеслу. Он вынужден брать деньги на создание фильма у немецкого правительства, но в то же время желает говорить исключительно правду, изображать вещи такими, какие они есть. Именно поэтому он, объясняя характер роли актеру Эдди Константину, указывает, что это должен быть не благородный джентльмен, а тип человека достойного своего фашистского правительства — жестокое, бездушное дитя капитализма, холодное как лёд. Несомненно, Джефф — ключевая фигура фильма, роль и место
остальных героев мы узнаём, в первую очередь, наблюдая за их отношениями с
этим героем. Сам Фассбиндер играет измотанного менеджера Сашу, одетого в белый
костюм и чёрную рубашку, подчёркивающую контраст, двойственность персонажа. Однако
нетрудно заметить в фигуре Джеффа черты самого Фассбиндер не был волшебником, одним взмахом волшебной палочки, творившим великое кино. В настоящем искусстве так не бывает. В каждую свою работу он вкладывал часть своей тоскующей по новому миру души. Фассбиндер писал свои картины кровью, причём не только своей: мучил не только себя, но и работавших с ним людей. Однако успех и удовольствие от творческой работы он делил также со всеми. «Ты вправе обращаться со мной как угодно, потому что то, что ты делаешь — высший класс…», — говорят Джеффу в фильме актёры. Признаем, нужно иметь достаточно мужества, чтобы правдиво изобразить свои неприглядные стороны, как жестокость и грубость, открывающиеся во время работы. Создаётся впечатление, что в этой картине Фассбиндер высмеивает свой собственный гений и преклонение перед ним. Далеко не каждый на это способен. Это впечатление усиливается после прочтения цитаты из Томаса Манна, завершающей фильм: «Должен признаться, порой достаточно трудно изображать людей, когда тебе самому человеческое чуждо». «Сатана гордился — с неба свалился», — вот оно предостережение святой проститутки кинематографа. Чтобы говорить о жизни правду, а не создавать иллюзии «правдивости», соревнуясь в искусстве подражания и распознавания с государством, необходимо не бояться говорить правду о себе самом. Необходимо не бояться идти на конфликт и быть зачисленным в разряд «экстремистов», «маргиналов», «извращенцев» — это всё не более чем ярлыки, навешиваемые Властью. Ради творчества и освобождения, как личного, так и коллективного не надо бояться жертв и боли. Рождение нового всегда сопровождают великие муки роженицы. Фассбиндер был готов к жертвам. Его жизнь — это история самосожжения во имя надежды. Это изображение неутешительной правды о жизни и нравах послевоенной Германии, поиск подлинной чувственности среди пустыни лицемерия и одиночества буржуазного мира, трагическая песнь надежды, вырывающаяся из скал отчаяния и тоски. Михаил Ларинов |
Завершение
работы над фильмом принесло Фассбиндеру огромное внутреннее освобождение.
Юлиане Лоренц вспоминает: однажды Райнер сказал ей, что если он не завершит
фильм, то напряжение и боль убьют его. «В год тринадцати лун» — действительно
очень тяжёлая картина, картина о глубоком отчаянии, одиночестве и медленном
тихом угасании героя Фолькера Шпенглера, во имя любви пошедшего на операцию
по перемене пола, а затем всеми отвергнутого. Также это фильм о равнодушии и
жестокости окружающего буржуазного мира. Мира, неспособного к любви,
утратившего естественную чувственность, заменённую холодным суррогатом — протезами
внешней вежливости и лицемерия. Неоткуда ждать помощи, никто не протянет
дружеской руки, наоборот, «падающего — толкни» или, ещё лучше, ещё
современней (ведь мы же «демократическая страна», а не злющие
«фашисты») — не замечай… Таковы скрижали современного буржуа, скрижали
безразличия, ведь кто более безразличен — тот более свободен… Свобода здесь
всего лишь высшая степень безразличия… Но возможен ли другой мир? Мир
настоящих чувств и настоящей свободы. Райнер Вернер Фассбиндер убеждён, что
да, возможен. Обнадёживающим посланием режиссера зрителям звучат слова песни
с заедающей пластинки: «Прекрасный незнакомец, придёт время, и моя мечта
станет, наконец, действительностью…»
Ханна стала
актрисой с мировым именем. Однако далеко не всё было гладко в их отношениях:
были обиды, ссоры, иногда даже драки… но могло ли быть иначе у проклятого
поэта (простите, режиссера) и его музы? В 1974 году Шигулла заявляет, что
намерена идти собственным путём, и покидает творческую группу Фассбиндера. На
роль «примы» режиссёр выводит то Маргит Карстенсен, то Барбару Зукову,
получается весьма неплохо — актрисы конечно же талантливы, однако той
чувственности и шарма, что были у Шигуллы, они, увы, лишены. К счастью, как
весна сменяет зиму, а весну сменят лето, так и муза молодости возвращается к
режиссёру, с которым начинала свой путь. Ханна вернулась в 1978 году и успела
сняться в таких важных и в то же время противоречивых фильмах завершающего
периода творчества режиссёра, как «Замужество Марии Браун», «Третье
Поколение» и «Лили Марлен».
Так
получилось, что самый знаменитый спектакль, в котором принял участие
многообещающий актер, сценарист и режиссёр Хорст Зенляйн состоялся отнюдь не
на театральной сцене и не в кино… а на сцене зарождающегося
западногерманского левого терроризма. Зенляйн участвовал в организации
знаменитого поджога двух универмагов во Франкфурте-на-Майне в ночь со 2-го на
3-е апреля 1968 года, вместе с Андреасом Баадером, Гудрун Энслин и Товардом
Пролем, за что и оказался на скамье подсудимых. Справедливости ради, отметим:
жертв при возникшем пожаре не было (всё было предусмотрено организаторами),
пострадали лишь товары. Называть эти действия «первым террористическим актом
кровожадной банды Баадера-Майнхоф», как принято в официозных источниках и СМИ,
не верно. Хотя бы потому, что никакой «банды Баадера-Майнхоф» не
существовало, как, впрочем, не существовало в то время ещё и РАФ. Скорее это
был символический акт, вызванный жгучим желанием вызволить западногерманское
общество из иллюзий потребительского рая (отсюда и выбор объекта), заставить
немецкое общество задуматься над происходящим в мире насилием и
несправедливостью, дать почувствовать, что Вьетнам не так уж и далеко… 
Copyleft. RusMaoParty in Saratoff, 2008. This includes all images and design. Best viewed in 600 x 800 resolution using
Microsoft Internet Explorer or Mozilla Firefox
